Не так уж было важно, что Белла выбрала кого-то другого, а не меня. Эти страдания были ерундой. С этой мучительной болью я смогу прожить остаток своей дурацкой, слишком длинной, растянутой жизни. Важно было то, что она бросала всё, что она позволит своему сердцу остановиться, своей коже превратиться в лед, а разуму переродиться в какое-то кристаллическое хищническое сознание. Чудовище. Чужая.
Я думал, что не может быть ничего хуже этого, ничего более болезненного...
Но, если он убьет её...
Снова я должен был усмирять свою ярость. Возможно, если бы не Леа, было бы хорошо позволить жару изменить меня в создание, которое справляется с такими переживаниями лучше. Создание, чьи инстинкты гораздо сильнее человеческих эмоций. Животное, которое иначе воспринимает человеческую боль. Хоть какое-то разнообразие. Но Леа убегала, и я не хотел разделять ее мысли. Я тихо выругался ей в след.
Несмотря на все старания, мои руки дрожали. Что заставляло их дрожать? Злость? Страдания? Я не был уверен, с чем я борюсь сейчас.
Я должен верить, что Белла выживет. Но тогда нужно было доверять – а доверять я не хотел, верить в то, что кровосос способен оставить её в живых.
Она изменится, интересно, как это подействует на меня. Буду ли я считать её мёртвой, когда увижу вот так стоящую передо мной словно камень? Словно кусок льда? Когда её запах будет обжигать мои ноздри и разбудит инстинктивное желание рвать и уничтожать... Как это будет? Могу ли я захотеть убить её? Могу ли я не хотеть убить одного из них?
Я смотрел как волны набегают на берег. Они исчезали из виду под краем скалы, но я слышал как они разбивались о песок. Я смотрел на них допоздна, и еще долго, после того как стемнело.
Идти домой не хотелось. Но я был голоден, и я не мог придумать ничего другого.
Я скорчил рожу, когда небрежно подобрал свои костыли за петли. Если бы только Чарли не видел меня в тот день и не слышал слов о моей «аварии». Дурацкий реквизит. Я их ненавидел.
Лучше мне было оставаться голодным, понял я, когда вошел в дом и посмотрел на папино лицо. Он что-то задумал. Это легко было понять – он любил преувеличивать. Притворялся, что все как обычно.
А еще, начинал говорить слишком много. Что-то про те времена, когда я пешком ходил под стол. Про это он всегда болтал, когда не хотел что-то рассказывать. Я не обращал внимания, старался как мог сосредоточиться на еде. Старался прожевать ее быстрее...
- ... и Сью заезжала сегодня. – папа говорил громко. Его трудно было игнорировать. Как всегда. – Удивительная женщина. Она круче гризли. Хотя не знаю, как она управляется со своей дочерью. Из Сью получился бы чертовски хороший волк, а Леа больше смахивает на рассомаху. – он засмеялся над своей шуткой.
Немного подождал моего ответа, не заметив мой отсутствующий, скучающий вид. Обычно это раздражало его. Я хотел бы, чтоб он перестал болтать про Леа. Я старался не думать про нее.
- С Сэтом все намного проще. Конечно, и с тобой все было проще, чем с твоими сестрами, пока... ладно, у тебя и так проблем больше, чем у них.
Я вздохнул, долго и глубоко, и уставился в окно.
Билли замолчал слишком надолго.
- Мы сегодня получили письмо.
Я сразу понял, что именно этой темы он и избегал.
- Письмо?
- Приглашение... на свадьбу.
Каждый мускул в моем теле напрягся. Волна жара пробежала по спине. Я вцепился в стол, чтобы руки не дрожали.
Билли продолжал, сделав вид, что ничего не заметил:
- Внутри записка, адресованная тебе. Я ее не читал.
Он вытянул из боковины своего кресла тонкий, цвета слоновой кости, конверт. Положил его на стол, между нами.
- Тебе, наверно, не следует его читать. Не важно, что там написано.
Тоже мне, психолог. Я сдернул конверт со стола.
Это была тяжелая, плотная бумага. Дорогая. Слишком изысканная для Форкс. Открытка внутри тоже была вычурная и формальная. Белла тут ни при чем. В прозрачных страницах с напечатанным текстом, не было ничего в её вкусе. Готов спорить, что они ей вообще не понравились. Я не прочел слов, даже не посмотрел дату. Мне было всё равно.
Там был кусочек тонкой бумаги сложенной пополам, с моим именем, написанным на одной стороне черными чернилами от руки. Я не узнал подчерк, но он был такой же нездешний, как и все остальное. Мгновение я размышлял, неужели кровосос решил позлорадствовать.
Я развернул лист:
«Джейкоб,
Я нарушаю правила, высылая тебе это. Она боялась сделать тебе больно, и не хотела, чтобы ты ни в коей мере не чувствовал себя обязанным. Но, я знаю, если бы все пошло иначе, я хотел бы иметь выбор.